Беседа с Александром Дугиным: В поисках вечного Норда

Беседа гл.ред. "ЭЛЕМЕНТОВ" Александра Дугина с традиционалистом, поэтом и литературоведом Евгением Головиным - магом, поэтом, блистательным эрудитом, основателем нового направления в герметической науке; первым, кто открыл горизонты традиционализма в России второй половины ХХ века; паладином Высокого Севера, адмиралом невидимой флотилии пиратов философского моря.

Jenseits des Nordens, des Eises, des Heute
Jenseits des Todes, Abseits
-- U n s e r Leben, u n s e r Gluck.
"Weder zu Lande, Noch zu Wasser
Kannst du den Weg zu den Hyperboreern finden"
-- So weissagte von u n s ein weiser Mund.


F.Nitzsche

Романтические поэты и открытие традиционалистской мысли

Элементы: Евгений Всеволодович, Вы были первым человеком в Москве и в России, который открыл течение европейского традиционализма, совершенно неизвестное до этого как в официальных (что естественно), так и в подпольных кругах, интересовавшихся оккультизмом и мистикой. Благодаря Вам уже с начала 60-х годов такие имена, как Рене Генон, Юлиус Эвола, Титус Буркхардт, Фритьоф Шуон, а также Фульканелли и Канселье, стали известны среди некоторых московских закрытых групп, интересующихся эзотеризмом. Не могли бы Вы рассказать о том, как вы открыли для себя этих авторов? Были ли у Вас учителя, наставники?

Евгений Головин: Нет. У меня не было учителей. У меня не было в начале даже особого интереса собственно к оккультизму и эзотеризму. Просто в силу страстного почитания мистической поэзии, мистической литературы вообще я вполне закономерно пришел к выводу, что надо бы почитать что-нибудь теоретическое на эту тему. Хотя в юности я читал таких авторов, как Сэнт-Ив д'Альвейдр или Папюс, официальный оккультизм ничего кроме скепсиса во мне не вызвал. Но в году 63-м или 64-м совершенно случайно в Ленинской библиотеке я напал на книгу Рене Генона "Кризис современного мира". Этот автор ранее был мне совсем не известен. Книга меня совершенно потрясла. Определенная неприязнь к западной цивилизации возникла у меня лет в 15-16 после довольно детального знакомства с Ницше -- эмоциональный удар в этом смысле был нанесен уже очень давно. Но в Геноне я впервые увидел автора, который настолько страстно, настолько логично и настолько детально подверг абсолютной критике всю европейскую цивилизацию в целом, как никто не делал до него. Меня поразил его язык -- прозрачный, необычайно точный, математический в лучшем смысле этого слова. Меня также поразила феноменальная эрудиция автора. После этого я понял, что Генон -- это один из лучших писателей, которые разбирали эту тему. Вслед за Геноном я начал изучать эзотерическую литературу XX века, стремясь особенно читать именно французских, английских, немецких авторов, писавших на эту тему, а не переводы на европейские языки арабов, индусов, японцев и т.д. Быть может, в этом сказалось мое обостренное чувство языка. Несмотря на то, что я перелопатил все же огромное, дикое количество переводов восточных традиционалистов -- таких, как Нараянананда, Сиддхи Сварананда и прочих "ананд" -- я быстро пришел к выводу, что европейская средневековая мистическая литература и литература барокко гораздо полнее отражает мистический смысл бытия для нас, европейцев, чем любые переводы индусских или китайских классиков. Особенно если мы учтем, что традиционные восточные эзотерические тексты, проходя через профанические ориенталистские мозги современных ученых, крайне извращают свою внутреннюю суть. Отвечая на Ваш вопрос, я хочу еще раз подчеркнуть, что мое увлечение системой эзотеризма началось с Генона и только с Генона, тексты которого я открыл для себя безо всяких указаний кого бы то ни было.

Эл.: Вы, безусловно, лучший в России знаток герметической и алхимической традиции. Интерес к герметизму тоже был следствием знакомства с Геноном, или он появился как-то отдельно?

Е.Г.: Мой интерес к алхимии пробудился раньше, лет в 16-17. Естественно, я не знал тогда никаких алхимических писателей и не читал никакой алхимической литературы. Я просто был всегда крайне ангажирован европейской поэзией, особенно поэзией темной, мистической. Меня поразили некоторые герметические экскурсы, которые встретились мне даже в поэзии XIX века. Когда я читал некоторые непонятные стихи Жерара де Нерваля и Бодлера, или когда я стал изучать Рембо и Малларме, меня невероятно фасцинировали некоторые темные формулировки в их станцах и сонетах, хотя там и не было прямого обращения к алхимии как науке или искусству. Я не понимал еще терминологии, но у меня была невероятная тяга к этому всему. Конечно, я всегда понимал, что современное понимание алхимии никакого отношения к подлинной алхимии не имеет. И как ни странно, настоящий интерес к алхимии у меня возник после прочтения Рене Генона, и точнее, после его книги "Великая Триада", где я впервые прочел об алхимических элементах и принципах. И после этого я решил вплотную заняться этой литературой.

Путь в алхимический сад

Эл.: Вы относитесь к алхимии как к чисто спиритуальной и традиционной науке, т.е. так, как относился к ней Генон?

Е.Г.: Я отношусь к ней очень серьезно. Когда я прочел Генона, у которого, кстати, не так уж много пассажей об алхимии, я понял, что он относит ее к глобальной Традиции вообще, к традиции теистической и метафизической. Я уже уверовал в Генона, как можно уверовать, к примеру, в Ницше, когда, открывая "Человеческое-слишком-человеческое", ты понимаешь, что там каждое слово -- правда, каждый афоризм входит в душу и его не хочется ни критиковать, ни оспаривать, просто ты знаешь наверняка, что это так и есть. Когда я прочел книгу Генона "Царство количества и знаки времени" у меня было чувство, что я сам ее написал. Не в том смысле, конечно, что я бы мог написать ее с точки зрения эрудиции, но мне показалось, что тексты Генона как бы спали в темноте моей души. Генон говорил, что алхимия -- это великая цивилизация, к которой осталось только несколько очень темных, очень сложных ходов. Мне также стало ясно, что прежде, чем о ней говорить, надо очень даже много подумать и очень даже много прочитать. Следующим шагом к герметической традиции была книга Юлиуса Эволы "Герметическая Традиция". Однако мне эта книга сразу же не понравилась. Эвола уже в предисловии пишет вещи, которые меня смутили. Он говорит, что благодаря его собственной книге читатель отныне сможет понимать всех алхимических и герметических авторов, сколь бы загадочны они ни были. Я честно прочел труд Эволы, потом второй и третий раз. После этого я взял очень трудную книгу Космополита "Новый химический свет" 1623 года. И несмотря на уверения Эволы я ничего, в сущности, в этой книге не понял. Естественно, реакция у меня была такая: либо я -- дурак, либо Эвола очень много на себя берет. Несмотря на мое легкомыслие, я очень люблю фундаментальность. У меня к ней есть определенная страсть. Поэтому я понял, что для постижения алхимии, необходимо изучить ее язык, надо выяснить вначале, что, собственно, эти люди хотят сказать. Что такое металлы? Что такое золото? Что такое драгоценные камни? И чего эта алхимия добивается? Я начал лихорадочно и несколько хаотически изучать предмет. Прочел, наверное, сотни книг. Причем прочел все, что в XX веке было на эту тему написано. Первые два-три года, в общем-то, я изучал алхимию довольно хаотически.

Эл.: Любопытно, что у меня было такое же чувство в отношении Эволы, когда я читал его комментарии к герметическому труду "Магический мир героев" Чезаре делла Ривьера. У меня сложилось впечатление, что Эвола все аспекты алхимии сводит к тантрической парадигме, которую, впрочем, он хорошо знает, и ограничивается при этом несколько "субъективным", даже "индивидуалистическим" пониманием Королевского Искусства. Может быть, это и допустимо, но за кадром остается "объективный", внеиндивидуальный, чисто спиритуальный и даже метафизический аспект алхимии. Так же недостаточны пояснения Эволы к работам Джона Ди.

Е.Г.: Вы совершенно правы. Именно этот аспект понимания алхимии Эволой меня сразу насторожил. Кстати, этот подход является вообще преодладающим в XX веке, особенно начиная с 30 -х годов. Я вообще исключаю историков химии, которые пытались найти азы современной химии у Парацельса, Валентина, даже Фламмеля. Это все понятно, достаточно наивно и входит в историю науки. Потом, когда мне попалась совершенно уникальная работа Линна Торндайка "История магии и экспериментальных наук" в пяти томах, где целый том посвящен изысканиям в области алхимии, меня очень заинтересовал именно его особенный подход. И не потому, что я хорошо знал Ньютона, для этого мне не хватало математических и физических знаний. Просто я когда-то читал теологические размышления Ньютона. Торндайк в своей работе дал, однако, построчные примечанию Ньютона к классической книге Иринея Филалета "Открытый вход в закрытый дворец Короля". Эти замечания поразили меня своей ясностью и очень глубоким пониманием материала. Меня очень удивило, что такой человек, как Ньютон, который, в сущности, является одним из основателей современного позитивизма или научного подхода к миру, столь глубоко и интересно мог понять область, казалось бы, совершенно для него чуждую. После этого я начал читать Лейбница, которого Генон назвал "полупрофаном", что с точки зрения Генона является, скорее, комплиментом...

Эл.: Потому что у Генона это подразумевает, что он был вместе с тем "полупосвященным"...

Е.Г.: Да, "полупосвященным"... Так через этих писателей -- через Лейбница, Гельвеция и Ньютона -- начал читать очень трудную алхимическую классику. Я помню, что, как проклятый, я полгода пытался разобраться в известной книге Валентина Андреа, которая называется "Химическая свадьба Иоганна Розенкрейца" с комментариями Лейбница. У Лейбница было поразительно, что он дал вполне ясный алхимический анализ текста, значит у него было глубокое и пытливое желание понять, что такое алхимия и чего она хочет. Я говорю об этом, чтобы показать, что я пытался подойти к алхимии с самых, самых разных сторон.

Современная наука и черная магия

Эл.: Вы затронули удивительно интересную тему. Мирча Элиаде также не раз указывал, что сугубо современный мир с его ненавистью ко всему сакральному и традиционному, тем не менее, во многих своих аспектах воспроизводит отдельные стороны сугубо герметического, алхимического мировоззрения, лишенного, однако, сугубо спиритуального измерения. Эта тема, на мой взгляд, весьма актуальна и требует дальнейшего развития. Как Вы прекрасно отметили, отцы позитивистского мировоззрения были одновременно любителями магии и оккультных наук. Взять, к примеру, Кеплера...

Продолжение...