Гуго Фридрих в переводе Евгения Головина, глава из книги "Структура современной лирики" (1956).
Вводная
характеристика
Жизнь длилась тридцать семь лет;
стихотворство, начатое в
ранней юности, длилось
четыре года; далее — полное
литературное молчание,
беспокойные скитания, в
замысле нацеленные в Азию, но
реализованные на Ближнем
Востоке и в Центральной
Африке; многообразные
занятия: колониальная армия,
каменоломня, экспортные
фирмы; заключительно —
торговля оружием в интересах
абиссинского негуса и, между
делом, сообщения в
географическое общество о
неисследованных областях
Африки; кратковременная
поэтическая активность
отмечена бешеным темпом
развития, который уже после
двух лет привел к взрыву
первоначальных творческих
установок и предыдущей
литературной традиции; в
результате — создание
языка, остающегося и по сей
день языком современной
лирики, — таковы особенности
личности Рембо.
Произведение
соответствует жизненной
интенсивности. Оно сжато по
объему и вполне
характеризуется ключевым
словом: взрыв. Первые, вполне
традиционные композиции
уступили место довольно
строгому свободному стиху,
затем асимметрично-ритмизованной
прозе> “Illuminations”
(1872—1873) и
“Saison en enfer” (1875)1.
ПРИМЕЧАНИЯ
1
“Озарения”,
“Лето в аду” (франц.). Эти
даты оспорены Б. де Лакостом.
Согласно его аргументам,
остроумным но не безупречным,
“Les Illuminations” — последнее
произведение Рембо (Примеч.
автора).
(в текст)
Однако уже
в ранних стихотворениях
ощущается тенденция к
формальной нивелировке в
пользу динамической лирики,
тяготеющей к максимальной
свободе. В принципе мы можем
оставить без внимания
разделение произведения на
стихи и прозу. Гораздо важнее
другая граница: между
первым (до середины 1871 года)
периодом — доступной поэзии,
и вторым периодом — темного,
эзотерического дикта.
Вообще поэзию
Рембо можно
интерпретировать как
развитие теоретических
положений Бодлера. И все же
панорама этой поэзии
совершенно иная.
Неразрешенная, но формально
упорядоченная напряженность
“Fleurs du Mal” обращается здесь в
абсолютный диссонанс. Темы,
запутанные и хаотичные,
связанные лишь иногда сугубо
интуитивно, изобилуют
разрывами и лакунами. Центр
этого дикта не тематичен,
скорее в нем царит кипящая,
бурная возбужденность. С 1871
года в композициях
отсутствует
последовательная смысловая
структура — это фрагменты,
многократно прерванные
линии, драстические, но
ирреальные образы; все
обстоит так, словно хаос,
разрушая языковое единство,
превращает его в созвездие
тонов, плывущих над любой
какофонией и любым
благозвучием. Лирический акт
уходит от содержательного
высказывания в
повелительную инкантацию и,
соответственно, в необычную
технику выражения. Подобная
техника не нуждается в
искажении синтаксического
порядка. Это случается у
неистового Рембо гораздо
реже, чем у спокойного
Малларме. Рембо достаточно
передать напряжение
хаотического содержания во
фразах, упрощенных до
примитивности.
Дезориентация
Такой дикт
производит резкое,
обескураживающее действие. В
1920 году Жак Ривьер писал о
Рембо: “Его послание, его
весть заключается в том,
чтобы нас дезориентировать”.
Здесь справедливо
признается в явлении Рембо...
весть. Это подтверждает
направленное Ривьеру письмо
Поля Клоделя, в котором
излагается первое
впечатление от
“Illuminations”:
“Наконец-то
я выбрался из невыносимого
мира какого-нибудь Тэна или
Ренана, из этого
отвратительного механизма,
управляемого несгибаемыми и
сверх того еще и
познаваемыми законами. Это
было откровением
сверхъестественного”.
Подразумевается научный
позитивизм, основанный на
убеждении в тотальной
объяснимости мироздания и
человека, позитивизм,
удушающий художественные и
духовные силы. Поэтому
темный дикт, прорывающийся
из объяснимого мира научной
мысли в загадочный мир
фантазии, и воспринимается
как весть страждущему. Здесь,
возможно, главная причина
притягательности Рембо не
только для Клоделя, но и для
многих других читателей. Его
ирреальный хаос был
освобождением из неумолимо
сжимающейся реальности.
Клодель благодарен ему за
обращение в католицизм.
Правда, за это ответственен
один Клодель. Рембо еще менее
Бодлера можно назвать
христианином — пусть даже
его поэзия пронизана
энергией, родственной
религиозному экстазу. Но эта
энергия пропадает в ничто
стерильной
сверхъестественности.
Тексты Рембо тем
более дезориентируют, что
его язык богат не только
брутальными выпадами, но и
волшебной мелодистикой.
Иногда кажется, словно Рембо
говорит в небесной
одушевленности, словно он
пришел из другого мира —
лучезарного, упоительного.
Андре Жид назвал его “горящим
терновым кустом”. Другим он
представлялся ангелом —
Малларме писал об “ангеле в
изгнании”. Диссонантное
произведение вызывает
необычайно противоречивые
суждения. Они функционируют
между трактовкой Рембо как
величайшего поэта и как
неврастенического юноши,
вокруг которого сложились невероятные
легенды. Холодное
исследование легко может
удостоверить элементарные
переоценки. Но даже эти
переоценки свидетельствуют
о мощи, исходящей от Рембо.
Независимо от любых мнений и
суждений нельзя уклониться
от феномена Рембо: метеором
вспыхнул он и пропал, однако
его огненная полоса до сих
пор пересекает небо поэзии.
Авторы, которые его поздно
открыли и работали вне его
влияния, признавались, что
над ними тяготел тот же самый
“творческий рок”, что “внутренняя
ситуация” повторяется в
диапазоне одного
культурного периода. В таком
духе писал Готфрид Бенн в 1955
году.
“Письма
провидца”
(стерильная
трансцендентность,
преднамеренная
анормальность,
диссонантная
“музыка”)
1871 годом
датированы два письма,
содержащие программу
будущей поэзии. С этой
программы и начинается
второй период творчества
Рембо. Поскольку там
обсуждается понятие
провидца (voyant),
письма так и
принято называть. Они
подтверждают, что и в случае
Рембо новая лирика связана с
равноценным размышлением о
ней.
Поэт любит
возводить себя в ранг
провидца, это не ново. Идея
родилась еще в античной
Греции и вновь проявилась в
платонизме Ренессанса. К
Рембо она попала через
Монтеня, который в одном
своем эссе скомбинировал
фрагменты Платона о
поэтическом безумии. Рембо
основательно изучил Монтеня
еще в коллеже. Не исключено и
влияние Виктора Гюго. Но
Рембо повернул старую мысль
на неожиданный манер. Что
видит поэт-провидец и как он
стал таковым? Ответы далеки
от греческих и очень
современны.
Продолжение...
|